Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Автор: Herr Fuchs
Фандом: Bleach
Название: "Шаккахо"
Персонажи: Айзен Соуске, Абарай Ренджи, Ичимару Гин (мельком)
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл
Пейринг: намёки Айзен/Абарай, Айзен/Гин
Публикация: только с разрешения автора
От автора: фик был написан на вопрос "Почему Абараи Ренджи оставил ваш отряд? Если это была ваша инициатива, то расскажите, пожалуйста, почему". Вот здесь: vk.com/askbleachcharacters можно задать вопросы персонажам Блича

Абараи Ренджи, шинигами, чья реяцу лишь немного уступала по цвету его волосам. Впервые Айзен встретил его в Академии – там у Ренджи были большие проблемы с использованием кидо, дисциплины, которую преподавал сам капитан пятого отряда для продвинутых студентов. Впервые внимание Айзена привлёк именно этот всполох реяцу – будто посреди поля поблекших трав полыхает мак. И, надо признать, для студента уровень духовной энергии у Ренджи Абараи был довольно-таки впечатляющим, выделяющим его из серой массы остальных учеников… впрочем, тот выпуск был вообще богат на яркие цвета.

После трагического инцидента на тренировке первокурсников в мире Живых, Ренджи загорелся идеей стать сильней. Ничего удивительного и нового в этом не было, все первокурсники, опробовав себя в приближённых к реальным условиях, мечтали мгновенно из Академии прыгнуть если не в капитаны, то хотя бы в лейтенанты. Но в случае неразлучной троицы всё было гораздо интересней – настоящая атака настоящих пустых. Айзену было безумно любопытно: справятся ли многообещающие первокурсники? Ичимару тогда, помнится, всё хихикал, что мясо у детишек, должно быть, очень нежное, и он не прочь был бы полакомиться им сам, не вмешивая в это дело Пустых, принимая в расчёт, что один из них уж больно похож на цыплёнка. Многообещающие первокурсники справились, и этот инцидент изменил их. Отличник в кидо, Изуру Кира, стискивая зубы, учился владению мечом, в котором он прилично уступал товарищу. А Ренджи всё пытался освоить кидо, то и дело подрывая самого себя и всё, что находилось в радиусе пяти метров.
Во время очередной неудачной тренировки Айзен, проходя мимо него, обронил негромкое «Останьтесь после занятия», и направился хвалить свою любимицу Хинамори. Ренджи, кажется, пробормотал что-то непечатное, но учитель пропустил это мимо ушей.
- Ваша основная проблема, Абараи-кун, в концентрации, - Айзен говорил серьёзно, без своей обычной улыбки, впрочем, вряд ли хотя бы на пару мгновений взгляд Ренджи поднялся от чашки чая, которую капитан вручил ему в самом начале их разговора и которую смущённый студент сжимал в обеих ладонях так крепко, что, того и гляди, фарфор пойдёт трещинами. – Ваш уровень реяцу вполне позволяет Вам выполнять заклинания того же уровня, что Хинамори или Кира, однако кидо – дисциплина тонкая и требующая внутреннего спокойствия.
- Ага… в смысле, да, Айзен-сэнсэй, - неловко отозвался Ренджи.
Айзен вздохнул, понимания, что вполне мог бы сейчас произнести набор нечленораздельных звуков и Абараи не заметил бы отличия. Сам факт того, что учитель попросил его задержаться после урока, смущал Ренджи. Айзен почти слышал его мысли – «… считает меня слабаком…».
- Основное требование кидо, Абараи-кун, внутренний холод, отрешённость, - Айзен отставил свою чашку и, подняв руку ладонью вверх, легко материализовал сгусток светло-красной энергии, эдакий недоработанный вариант Шаккахо. – Вы забываете о том, что заклинание и позиция рук – это лишь условности, которые помогают нам сосредоточиться. Любая магия – это наша воля и духовная энергия, которые мы направляем в нужное русло. Как реку.
Светлый огонь заплясал по костяшкам пальцев Айзена и совершенно исчез. Ренджи, исподлобья поглядывавший на это, поджал губы.
- Поднимитесь, - скомандовал Айзен и студент покорно встал, отставив так и не тронутый чай. Капитан обошёл его, приблизился со спины и поднял правую руку Абараи своей рукой, заставляя вытянуть её. По скулам Ренджи разлился румянец, рука дрогнула, но он промолчал. – Расслабьтесь, Абараи-кун. Вы слишком напряжены.
Двусмысленность и фраз, и ситуации, разумеется, не позволяли Ренджи действительно расслабиться, но Айзен удержался от улыбки. Шагнув ещё ближе, он прижался грудью к спине Абараи, и негромко заговорил:
- Вы неправильно дышите. Вы делаете вдох лёгкими, нужно делать это животом. Вот так… - Айзен глубоко и плавно вдохнул, а потом так же выдохнул. – Чувствуете?
- Д-да.
- Закройте глаза. Дышите со мной, Абараи-кун, - спокойно приказал Айзен. – Вдох… выдох… снова вдох… и медленный выдох.
Окаменевшие плечи Ренджи мало-помалу расслаблялись. Почти десять минут они молча дышали в унисон, вытянутая рука студента начала подрагивать – и Айзен поддержал её, позволяя более или менее расслабить мышцы и опереться на себя.
- Представьте пламя свечи, - произнёс капитан тихо и пустил собственную реяцу по руке Ренджи, медленно и плавно, позволяя тонкой струйке обвиться вокруг плеча, спуститься по руке до запястья, согреть кончики пальцев и сконцентрироваться в центре ладони, поддерживая реяцу самого Ренджи, пробуждающуюся медленно и неохотно в том же месте. – Хорошо… а теперь откройте глаза.
Послушавшись, Абараи сдавленно охнул – на его ладони образовался шар Шаккахо, по которому прошла рябь от вздоха, но реяцу Айзена поддержала его и не позволила ему взорваться преждевременно.
- Стреляйте по цели, Абараи-кун, - шепнул Айзен. Ренджи плавно развернул ладонь и, поймав взглядом мишень, выдохнул «Шаккахо». В следующее мгновение мишень взорвалась осколками.
- Правильное дыхание, Абараи-кун. Сдержанность. Неспешность, - произнёс Айзен с улыбкой и выпустил Ренджи.

Все трое – Хинамори, Кира, Абараи – поступили в пятый отряд, как и следовало ожидать. С Момо проблем не возникало никогда, умница-девочка, радовавшая не только своей исполнительностью, но и фанатичной преданностью. Несильно уступавший ей Кира, который хоть и относился к Айзену без придыхания своей подруги, но очень старался – Гин похихикивал в кулачок, глядя, с какой серьёзностью воспринимают даже самые тривиальные приказы новобранцы. Ренджи… уже тогда взгляд Абарая обращался в сторону шестого отряда. Его нельзя было назвать «непокорным» - в пятом отряде перечить капитану мог только один человек, широкой улыбкой и непристойными намёками пугающий новобранцев – но порывистая натура Абарая порой заставляла Айзена сдержанно вздыхать.
- И что ты будешь делать с этим… Ренджи? – Гин легкомысленно болтал ногой, сидя на краю капитанского стола, и с аппетитом уплетал рисовый колобок.
- Я перевожу его в 11-й отряд, - отозвался Айзен, не поднимая взгляд на лейтенанта и быстро заполняя документы. – С кидо у него всё такие же проблемы, зато мечник из него выйдет неплохой. В 11-м ему самое место.
- Яре-яре, Айзен-тайчо, - протянул Гин, облизал пальцы и нагло опустился на стол, закинув руки за голову и не давая капитану никакой возможности продолжать работать. – Неужели ты сдался?
- Ни в коем случае, - капитан ничуть не разозлился на своего любимца. - Так и должно быть. Я хочу распределить их по разным отрядам, чтобы у меня были свои люди везде, когда будет нужно… где бы ни оказался Ренджи – он будет думать обо мне, как и о добром наставнике, и заботливом капитане, и в нужный момент поможет сформировать мнение обо мне в своём новом пристанище.
- Распределить всех? – разочарованно протянул Гин.
- Момо я оставлю.
- Ну ещё бы! – деланно обиделся лейтенант.
Айзен рассмеялся, снял кончиком пальца рисинку, налипшую на уголок губ Гина, и отправил в рот.

@темы: моё, творчество, Bleach

---

Автор: Herr Fuchs
Фандом: Bleach
Название: Времена Года
Персонажи: Айзен Соуске, остальные мельком
Рейтинг: PG-13
Размер: драббл
Пейринг: намёки
Публикация: только с разрешения автора
От автора: в тексте использован отрывок из "Мацукадзэ" в интерпретации Ю.Мисимы "Мчащиеся Кони"

Весна.
Небо кажется слишком высоким, так что страшновато даже поднимать к нему взгляд – голова кружится. Яркие и солнечные дни чередуются с серыми, так и настроение у всех вокруг прыгает, словно камешек, пущенный умелой рукой по глади пруда в тринадцатом отряде. Камешек подпрыгивает и весело вертится в воздухе – это тёплый и солнечный день, камешек ударяется своим серым брюхом о воду, пуская по воде круги – это очередной промозглый день, когда ветер пронизывает до костей и ничуть он не весенний. Айзен кутается зябко в лейтенантскую форму и строго призывает третьего офицера надеть хотя бы шарф. Ичимару смеётся, от шарфа уворачивается и исчезает по своим таинственным лисьим делам, пропахшим хурмой и приключениями. Айзену тоже хочется приключений, но не то время – весной всё та же рутина, что и обычно. Только в светлые дни – когда камешек высоко зависает в воздухе – ломит виски и бьёт в лоб головная боль, то ли от свежего воздуха после архивов, то ли от ярких лучей, впивающихся в глаза. В дни, когда камешек царапает водную поверхность, Айзен вздыхает спокойно и пьёт серое небо. Наступает пора цветения, он по всем правилам ходит любоваться сакурой – и после ледяных весенних дождей рассматривает нежные лепестки на влажной, сочной земле. В грязи. Поэтические образы навевают тоску, лейтенант дежурно слагает сезонную хайку, оставляет листок там, где всенепременно его увидит Хирако.
- Да ты поэт, Соске.
- Отдайте, тайчо, - Айзен смущается, почти краснеет, опускает глаза и тянет руку за обрывком рисовой бумаги.
- Экие мы нежные, оказывается, - хмыкает Щинджи и смотрит косо. Он не издевается над Соске, потому что не верит ему. Поддразнить он может Хиёри, посмеяться от души – с Кенсеем, удивиться – Урахаре, подкалывать – Оторибащи. Айзену он не доверяет, потому и не тратит на него эмоции. Возвращает листок, уходит к себе и ставит проклятый свой джаз. Айзен почти может видеть эту иголку, царапающую виниловую поверхность так, что зубы сводит, а потом приходит музыка и вообще… хоть вой.
И, всё-таки, Айзен любит весну – мокрые и холодные ладошки Гина, которые отогревает у себя на груди; завернувшегося в тёплое не по сезону хаори Укитаке, с чашкой чая сидящего у своего пруда и доброжелательно приглашающего присоединиться; чересчур серьёзные стихи юного Кучики, проводящего параллели между краткосрочностью человеческого счастья и опадающим вишнёвым цветом, как и наставляют учебники изящной словесности… любит и то, как солнце путается в волосах Хирако, и запах свежей земли, и это небо, до безумия высокое и вызывающее головокружение, тоже любит.

Лето.
В жару мысли текут медленно и тягуче, словно в голове – золотистый, сверкающий мёд. Капитан Айзен не боится ни духоты, преследующей всех и каждого, ни влажного воздуха, от которого, кажется, форма тяжелеет мгновенно и раз эдак в десять. Все в Готее прилагают усилия, чтобы сбросить с себя сонное оцепенение, но это получается с таким трудом, что где-то в середине дня даже капитаны готовы валиться с ног от усталости. Гин, наплевав на всё и всех, спит на столе. У Киры глаза осоловевшие, он, запинаясь немного, отвечает, что капитан просил не беспокоить, а сам переводит взгляд на документы.
Айзен прогулочным шагом направляется к себе в отряд, чтобы найти там вспотевшую от жары Момо, обмахивающуюся китайским веером.
- Так тебе станет ещё жарче, Хинамори-фукутайчо, - ласково улыбается Айзен.
- Что?
- Ты тратишь столько энергии на то, чтобы двигать веером, что облегчения особого он тебе не принесёт, - сочувственно произносит капитан, обходит её стол, чтобы открыть окно и взгляд его привлекает капелька пота, медленно скользящая от волос девчушки по шее. Момо вздрагивает, капля исчезает за воротом и Айзен, наконец, раскрывает окно, что не приносит никакого облегчения.
- Так душно, - вздыхает Хинамори.
- Ужасно, - соглашается Айзен. – Я буду в своём кабинете.
А вечером наступает долгожданно облегчение. Лица становятся живыми, с них исчезает тупое и сонное выражение. В Сейретей раскрываются двери многочисленных питейных заведений, все наслаждаются передышкой от жары, которая сейчас не так ощутима. Покачивающиеся на носах лодок фонари похожи на громадных светлячков, скользящих над тёмной рекой. Айзену нравятся летние ночи – они тёплые, в них ароматы цветов раскрываются ярче и сочней, можно закрыть глаза и пить, пить их. Ночью цикады поют так громко, что порой, проснувшись, можно и не заснуть сразу.
Айзену нравятся летние ночи вдали от жилых мест. Бархат ночного небо изукрашивают звёзды – такие большие, что, кажется, вот-вот упадут на землю, словно перезрелые плоды. В кронах деревьев гуляет ветерок – единственная пора, когда он поднимается летом, это вторая половина ночи. Травы колышутся под его дуновениями, этот шелест чарует, он манящий, интимный, приглашающий…
Капитану нравится устраивать ночные свидания. Нравится, как сочно пахнет примятая спинами трава, нравится, как пахнет кожа, которой касается тёплый ночной воздух…
- Я, кажется, слышал…
- Здесь нет никого, кроме нас и ночного ветра, - успокаивает ложными обещаниями Айзен, улыбку которого слизывает муаровая тьма. И пускай они двигаются травяному морю вовсе не в такт, пускай в шелесте этом скрадываются осторожные шаги и широкая ухмылка – одна ночь сменяется другой, одно лето сменяется другим, словно дышит безбрежный океан отливами и приливами… свидания летними ночами – полны сладости. И преодолевать препятствия в виде гордости, морали, нравственности, социальных различий лучше всего именно так. Шаги каждый раз звучат всё ближе, а потом – ночи, когда свидание делят на троих, а перезрелые звёзды готовы упасть на землю и, кажется, розовеют от стыда.
Летние ночи впитывают стоны, а серая дымка на рассвете кажется Айзену прекрасней всего.

Осень.
В мире живых, да и в Сейрейтей сейчас ярко от алых листьев клёнов. В Уэко Мундо всё мертво и так, песок шелестит под ветрами, скребётся о белокаменные стены. И, несмотря на сотканную иллюзию солнца, Айзен предпочитает ночь.
Лунный свет обманчиво-чёткий, серый. Под этой огромной луной Айзен может даже читать, не напрягая зрение, освещения вполне достаточно. Да и не нужно ограничиваться сентябрём, любуйся круглый год.
Осень Айзен любит, где угодно – в Сейрейтей, в Уэко Мундо… неважно.
Осень наполнена томлением, как и предписывает этому времени года поэзия. Владыка следует по безликим коридорам медленно и плавно, потому что ничто так не пугает армию, как вид бегущего – неважно, в каком направлении – главнокомандующего. Всё должно быть соразмерено и величаво.
Гин то и дело срывается в Генсей – за хурмой. Канаме тихо вздыхает и пьёт крепкий кофе, игнорируя чай. Айзен творит. И когда маска очередной души лопается у него под руками, он вспоминает старую сказку, что рассказывал сам себе так давно, что и вспоминать тяжело.
Сказка о том, как, отдавая свои жизни, создавали Прекрасное, куда более прекрасное, чем можно создать поодиночке. Кажется, в той сказке было что-то о светящихся сферах, отделяющихся от головы, о светлых пятнах в пустоте, по которым и нужно идти, не слушая зовущих по имени голосов, и…
- Я принёс хурмы, - шепчет очередная серая тень, вырастая за плечом. Очнувшись от своего забытья, Айзен с удивлением отмечает, что стоит в собственных покоях у провала окна и громадная луна впилась слепым взглядом в его лицо.
Ичимару вкладывает плод в его ладони, гордится, что принёс, а не съел по дороге, а Айзен медленно ведёт подушечкой пальца по тонкой, туго-натянутой кожице, предвкушая, какую сладость она таит под собой.
Он вонзает пальцы в мякоть – она мокрая и скользкая внутри, совсем как человеческое нутро – и улыбается, когда Ичимару с тихим «х-хаа» спешит поднять ладони Владыки к своему лицу, чтобы прижаться с покрытой сладким соком коже губами и начать слизывать – деловито, как кошка, решившая вдруг умыться.
- В Генсее такая осень, - облизываясь, заявляет Гин. – Всё красное-красное от клёнов, будто пожары бушуют.
- А что над рекой?
- А над рекой – туман. Плотный, что зимнее хаори, серый, как тлеющее полено. Серебристый почти…
Айзен слушает его почти зачарованно, но не откликается на так и невысказанный зов – пойдём.
- Расскажи мне ещё, Гин.
Луна в Уэко Мундо совсем не осенняя. Она… пустая.

Зима.
Когда выпадает снег, мир накрывает плотным покрывалом тишины. Из всех звуков остаётся только потрескивание снега под ногами, да мягкие удары, с которыми снежные шапки срываются с веток и падают на землю. Дыхание вырывается облачками пара, но это не повод делать прогулки короче. Айзен идёт неспешно, но звука его шагов практически не слышно. Звуков вообще практически неслышно. Всё вокруг такое ослепительно-белое, что невольно возникают ассоциации с чистым листом дорогой бумаги, который так и ждёт, что его покроют столбцы иероглифов. Или очередной рисунок.
На снегу видно следы лап – здесь прошла лиса и, судя по качеству следа, всего-то с час назад.
Каменные тори от времени раскрошились, но сейчас, когда их окутал снег, ощущения запустения они не вызывали. В бадье за воротами вода покрылась тонкой корочкой льда.
-«Бадья черпнёт у берега пустого…» - зазвучал в сознании печальный голос из знаменитой театральной постановки и Айзен, улыбаясь, провёл кончиками пальцев по льду, наслаждаясь его ломкой поверхностью. Надавишь чуть сильней – и пальцы кусает ледяная вода.
Время богов для этого заброшенного храма, укрывшегося среди сосен, казалось бы, прошло. Но это только на первый взгляд, а хозяин иллюзий, как правило, умеет смотреть и сквозь чужие.
У входа в храм полулежит каменная лисица, укутанная снегом, словно лучшими мехами – она не рыжая и не белая. В тени от храма она кажется серой.
Мужчина хлопнул в ладоши, поклонился и выпрямился в почтительной позе. Он не молился… спрашивал.
- Какой будет моя жизнь? Переживает ли любовь смерть? Закончу ли я когда-нибудь свой путь?
Лисица медленно сощурилась и повернула голову, глядя на Айзена провалами глаз, в которых плескалась чернота… и безумие. И он почувствовал, что перед ним открывается новая, совершенная жизнь, которую он не захочет никогда покинуть…
Айзен раскрывает единственный глаз. Сны в Мукене краткие – всего-то пара секунд, по сути, спать здесь нельзя. Только периодически сознание уплывает, отправляя его блуждать по коридорам разума и памяти, где правда и ложь сплетаются, будто брачующиеся змеи. Забавно. Зима – белая, а в Мукене черным черно.
- Бадья черпнёт у берега пустого… - хриплый от долгого молчания голос Айзена – голос безумца. - Как скоротечно в этом мире всё. Всё - бренность. И безжалостно былого последнее виденье ветер унесёт…

@темы: моё, творчество, Bleach

---

Автор: Herr Fuchs
Фандом: Bleach
Название: Спика
Персонажи: Айзен Соуске, Хирако Щинджи
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Пейринг: намёки Айзен/Хирако
Публикация: только с разрешения автора
От автора: Написано в подарок и на флешмоб по песне
Музыка: The Royal Dead - Spica

Бледные сумерки разливались по небосводу – там, где ещё оставалась полоска света, уже были заметные первые мерцающие звёзды. Что забавно, такие же цвета были и на рассвете – только в летний день. Но пока что лето казалось чем-то невыразимо далёким и, чего скрывать, ненужным. Потому что ничто не может сравниться с весенними вечерами – свежий, но уже тёплый ветер ласкает своими нежными пальцами кожу, будто берёт лицо в ладони.
- Ваш чай, Хирако-тайчо.
- Эй, Соске, - Хирако сидел на крыше, скрестив по-турецки ноги и откинувшись назад на руках. Что и говорить, не самая подходящая для капитана поза, но в кои-то веки лейтенант нудеть на эту тему не стал. Просто аккуратно поставил чашку чая рядом и уже собирался уходить, когда Щинджи его окликнул.
- Да, тайчо?
- Ты же вот типа умный парень, да?
- У некоторых могло создаться такое впечатление, да.
Хирако только глаза закатил.
- Ну, раз ты такой умный, тогда скажи мне – что это вон там такое? – Щинджи ткнул пальцем в небо. Айзен задрал голову, сверкнув при этом очками так, что капитан поморщился и отвернулся, и некоторое время рассматривал заинтересовавшую капитана в небе точку.
- Со всем уважением, тайчо, я полагаю, что это – созвездие Девы. Кажется, звезда называется Спика.
- Всё-то ты знаешь, Соске, - процедил Хирако, взял свой чай и, сделав маленький глоток, поинтересовался. – А вот знаешь, интересно, почему это по Готею слушок прошёл, что капитан пятого отряда своего лейтенанта совсем не любит, не жалеет, да и вообще – загонял?
- Никак нет, Хирако-тайчо. Но я могу поручить Гину разобраться с источниками, у него это хорошо выходит.
- Мальца не приплетай, - буркнул Хирако и с неприязнью покосился на лейтенанта. – Садись.
Айзен сел, с тоской подумав об аккуратной стопке отчётов на углу собственного стола. Хирако с шумом сделал глоток чая, подозревая, что педантичного Айзена это бесит, и скучающе протянул:
- Ну, Соске, чего ты ещё мне интересное расскажешь?
- Тайчо, мне, честно говоря…
- А ты не говори честно, ты соври, - посоветовал Хирако, сунул ему в руки недопитую чашку чая, и лёг на крыше. – Как обычно. Давай, вещай.
Препираться с капитаном не хотелось. Когда Щинджи в таком настроении, его даже не подколоть вежливо, зубастый уж больно – во всех смыслах.
- Тайчо слышал легенду о том, как Аид унёс Персефону в своё царство?
- Да уж не дурак, поди, слышал.
- Хорошо. Позвольте рассказать Вам совершенно иную историю, которая, в свою очередь, поясняет, откуда вообще взялось созвездие Девы и сама Спика…
Хирако бросил заинтересованный взгляд на лейтенанта и милостиво кивнул, разрешая.
- Началось всё в глубокой древности, когда император Ямато ещё даже не прибыл на острова. Тогда большая часть земли была покрыта водой, такой тёмной, спокойной и холодной, что в ней даже рыб жило очень мало, но, зато, в то время в подводном дворце жила прекрасная дева, которую звали Спика.
- То есть, рыбы ещё не жили, но принцесса уже была? – скептически протянул Щинджи.
- Совершенно верно, тайчо, - невозмутимо отозвался Айзен и, помедлив немного, сделал глоток из чашки капитана. Хирако хотел возмутиться такой наглостью, но Соске снова заговорил. – Принцесса Спика была прекрасна, как рассвет над волнами Океана, и от всех остальных принцесс, проживавших в этом дворце, она отличалась длинными светлыми волосами.
- Ты вообще не палишься со своим параллелями, - ехидно прокомментировал Хирако.
- Как Вы изволите выражаться, тайчо, «да, без базара вообще», - ответил Айзен и продолжил, перекрывая смех Щинджи. – И всё было у принцессы Спики, чего она желала, ведь она была любимицей подводного императора, но не было у неё гребня, достойного её прекрасных волос. Лучшие мастера изготавливали настоящие произведения искусства, но угодить привередливой принцессе всё не получалось. И тогда Спика с досады затворилась в своих покоях и не показывалась из них целых две недели – до тех пор, пока ей не пришло известие о том, что один умелец изготовил гребень, достойный императрицы.
Хирако прикрыл глаза, слушая мерный и немного даже убаюкивающий голос лейтенанта. Вот же бабы, а? На две недели закрылась, потому что гребня не было, ну мозги-то иметь надо, нет?
- «Прекрасная Спика», молвил умелец, которому принцесса изволила показаться, - продолжал Айзен. – «Я сумел сотворить самый прекрасный на свете гребень и желаю подарить его Вам, ведь только Ваших волос он должен касаться… но я опасаюсь, что, прослышав об этом чудесном гребне, императрица возжелает завладеть им сама – потому я и не принёс его к Вам, прекрасная Спика. Отправимся же поскорей туда, где я вручу его Вам». Так был он убедителен, что Спика, набросив поскорей свои чудесные одежды для прогулки, поспешила за ним следом и вместе они поднялись к поверхности Океана, чьи воды в те далёкие времена всегда были спокойны, будто поверхность зеркала.
-«Ну что за дура… ведь обманет же он её…» - подумал Хирако, но ему было слишком сонно и лениво, чтобы говорить. Он даже глаз не раскрыл.
- Как только прекрасная Спика вынырнула из воды, то её спутник вдруг обернулся вихрем и, схватив её в свои объятия, взмыл с принцессой в небо. И как ни кричала Спика, как ни пыталась сопротивляться, но всё дальше и дальше уносились они – до тех пор, пока перестали быть различимы в небесной вышине. Когда они оказались в громадных и великолепных чертогах, вихрь опустил принцессу на хрустальный пол и, сбросив личину обычного мастерового, предстал пред ней в своём истинном величии – и затаила дыхание Спика, ведь это был сам Дух Ночи, властвовавший в ночном небе. «Я построил для тебя этот дворец, прекрасная Спика», молвил он. «Не счесть комнат в нём, вот она – достойная тебя роскошь. Стань усладой моих очей в этом чёрном небе и пусть свет твоей красоты будет виден всему миру!». Дух Ночи проводил принцессу в её опочивальню, где, как и обещал, вручил ей гребень и зеркало – такой красоты, что Спика затаила дыхание. Взглянув в зеркало единожды, она забыла о своём доме. Проведя гребнем по волосам в первый раз – она забыла о своей прежней жизни. С тех пор прекрасная Спика осталась в чертогах Духа Ночи. Её дворец люди прозвали созвездием Девы, Отомэ, а Океан с тех пор ни на секунду не затихает, это отец-император тоскует и вздыхает о своей прекрасной дочери.
Айзен замолчал и бросил взгляд на капитана. Щинджи дремал, закинув руки за голову. И хоть у лейтенанта скопилось довольно много отчётов на краю стола, он никуда не ушёл, допивая чай на крыше рядом со спящим капитаном. Над Готеем раскинулось созвездие Девы, а прекрасная Спика взирала на спящего Хирако Щинджи с сестринской теплотой.

@темы: моё, творчество, Bleach

---

Автор: Herr Fuchs
Фандом: Bleach
Название: Вопросы-вопросы
Персонажи: Гинрей Кучики, Соджун Кучики
Размер: цикл, часть 3.
Жанр: джен
Публикация: только с разрешения автора
От автора: Вот здесь vk.com/askbleachcharacters я отвечаю на любые вопросы от лица Айзена, Гинрея и Соджуна Кучики.

По весне приходит целый ворох корреспонденции – не включая в себя дела отряда, которые Гинрей домой не берёт, считая это дурным тоном. Каждой вещи – своё место, а, значит, если он станет дома проглядывать деловую корреспонденцию, то, тем самым, не только подаст дурной пример, но и проиграет самому себе в битве за совершенство. А Гинрей ярый его блюститель.
- Хм, что это? – Гинрей вскинул бровь в высшем выражении удивления, позволенного человеку его происхождения и социального положения. Конверт отмечен печатью Готея, но, что странно, не имеет никакого отношения к официальным делам шестого отряда.
Письмо на стандартной бумаге без каких-либо украшений ставит Гинрея в известность о том, что для привлечения общественного внимания к важности роли Готея-13 в жизнях населения Сейретей и для того, чтобы сделать службу в Академии более привлекательной, руководство Готей-13 предлагает командному составу отвечать на возникающие вопросы. На добровольных началах.
Капитан отложил письмо, раздумывая над формулировкой «добровольные начала». Потом поднялся и направился в то крыло поместья, где проживал его сын и лейтенант, Соджун Кучики.
Гинрей нашёл отпрыска сидящим за низким столиком для письма – и с идеально прямой осанкой, как и учил его требовательный отец.
- Отец, я как раз хотел посоветоваться с Вами, - Соджун тут же поднялся, приветствуя родителя, но Гинрей только усмехнулся в усы.
- Полагаю, это по поводу предложения отвечать на вопросы?
- Да, совершенно верно, - молодой человек удивлённо вскинул на него взгляд.
- Я ведь тоже… командный состав, Соджун, - улыбку за усами разглядеть не вышло, но её можно было услышать в голосе.
- Я не…
- Я знаю, знаю, - Гинрей подошёл к выходу на энгава, вдохнул полной грудью свежий весенний воздух и окинул взглядом сад. – Нам, аристократам, следует подавать остальным пример. Потому мы не можем позволить себе отказываться от работы даже на добровольных началах.
- Совершенно согласен с Вами, отец.
...

Гинрей отошёл от дел, но стопки личной корреспонденции не уменьшились. Многочисленные ароматно-надушенные письма от его любимиц из весёлого квартала – самой юной едва исполнилось 15 лет, а самой пожилой, по меркам служительниц её профессии, было за тридцать пять, что, тем не менее, не портило гейшу – в конце концов, если ласкать можно молоденьких, то поговорить о возвышенной поэзии или философских изречениях приятней с умудрённой жизнью деятельницей искусства. По весне иногда приходили письма, из конвертов которых выпадали, словно сухие скорлупки, оторванные ноготки – крошечные, прозрачные, тщательно вычищенные и умасленные ароматическими притирками – показывая, как тоскует по своему «единственному» покровителю девица. Гинрей с вежливым интересом рассматривал их, ссыпал в шкатулку и забывал. В конце концов, пока он аристократ – то есть, навсегда – и пока у него есть достаточно средств, чтобы выкупать чуть ли не весь весёлый квартал на многие месяцы вперёд, чего он никогда не делал, молодость, в конце концов, осталась за плечами, письма будут приходить. И юные прелестницы будут приветствовать его своим певучим «господин»…

У Бьякуи почерк чёткий. Его письма пахнут иначе, да и приходят в других конвертах, с фамильными гербами. Бумага – дорогая, такая тонкая, что грозится истаять в пальцах. Кажется, что каллиграфические столбцы иероглифов придавливают её, мешают ей взлететь и раствориться в воздухе. Поэтичность этого образа ещё некоторое время занимает ум аристократа, сложившего с себя не только обязанности капитана, но и двадцать седьмого главы клана Кучики. Ему на смену пришёл Бьякуя – и Гинрей не сомневается, что внук справляется хорошо. Лучше, чем справлялся бы его мягкий сын.
Тяжёлый взгляд мужчины касается небольшого портрета, что всегда возит с собой, куда бы ни отправлялся – у Соджуна глаза лани, большие и прекрасные. Гинрею выпала тяжёлая участь: пережить своего сына, своего наследника… свою гордость.

Последний конверт привлекает его внимание – и на мгновение Гинрей пытается вспомнить, где же он такие видел. Потом вспоминает. В таких конвертах, с печатью Готея на уголке, раньше приходили вопросы… сколько же лет назад это было?
- А теперь-то зачем… - хмуро произносит себе под нос мужчина, заранее уже зная, что согласится вновь участвовать в этом… что бы это ни было.
Потому что аристократы не могут позволить себе отказываться от работы даже на добровольных началах.
И сын с ним был совершенно согласен.

@темы: моё, творчество, Около-ролевое, Bleach

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Автор: Herr Fuchs
Фандом: Bleach
Название: Чёрное, зелёное, белое.
Персонажи: Айзен Соуске, Урахара Киске
Рейтинг: PG13
Размер: мини
Пейринг: намёки Айзен/Урахара
Публикация: только с разрешения автора
От автора: Написано в подарок.

- Белое на чёрном – это слишком банально, а нет ничего ужасней в этом мире и, наверно, в паре-тройке других миров, чем быть банальным.
Спорить не хочется, да и с этим человеком у него спорить никогда не получалось. От чая поднимается лёгкий парок, пахнет мятой, и вставать с футона не хочется совершенно. После бессонной ночи – и не то, чтобы неприятно бессонной, ведь эксперименты действительно крайне увлекательные, но, если задуматься… можно ведь и по-другому провести ночь было.
- Так что ты думаешь по этому поводу? – голос становится требовательным, не пронзительным и не мягким, он наполняется силой, практически приказывает.
- Я думаю, что белое и чёрное – это красивый контраст.
- Традиционализм – вот что погубит этот мир! – следует надменный ответ, будто учитель поучает нерадивого мальчишку, не выполнившего домашнюю работу, но тут же, в противовес, ладонь скользит по волосам. – Нужно прорываться вперёд. Ломать систему и устои. Менять это!
- Хорошо, - пока пальцы перебирают его волосы соглашаться легко. – Я запомню.

- В прошлую нашу беседу мы так и не выбрали, с чем же лучше сочетать белое.
В Уэко Мундо холодно настолько, что дрожь пробирает до костей. Мелкие Пустые спешат зарыться в песок, чтобы сохранить тепло как можно дольше. Здесь, на самом деле, только два способа выжить – зарыться в песок и экономить энергию или двигаться как можно больше и быстрей, чтобы не замёрзнуть, в погоне за пропитанием.
Крошечная ящерица с маской пустого выпрыгивает прямо у них из-под ног и быстро бежит по песку прочь. Мужчины шагают бок о бок, но сказать «беседуют» не поворачивается язык. Говорит только один, второй молча слушает, изредка неопределёнными междометиями показывая, что не пропускает чужие слова мимо ушей.
- Ну, давай же, за столько лет у тебя ведь должна была появиться идея!
- Белое и зелёное, что скажешь? – наконец, отзывается второй.
- Сочетание небанально… мне нравится.
«Пока» - повисает в воздухе между ними, но уже в следующее мгновение поднимается ветер, завывает и меняет ландшафт до неузнаваемости.
- Будет песчаная буря, - утратив свою молчаливость, перекрикивает ветер мужчина. – Пойдём, нужно поискать укрытие!
- Мне нравится так! Ну же, ты трусишь, что ли?! – его голос тонет в завываниях ветра, но смех ещё различим. – Догоняй! Будет белое на зелёном!

В воздухе пахнет не весной, а войной. Времени остаётся всё меньше – и оживлённо галдящие школьники на улицах вызывают только раздражение. Они не знают, что над их головами завис Дамоклов меч и очень скоро он может начать свою кровавую жатву.
- Времени мало, - он даже не оборачивается, возбуждённо взмахивает руками, почувствовав знакомую реяцу. – Нам нужно решить!
- Мне казалось, что стратегия уже была нами обговорена не раз.
- Именно это нам и нужно решить! Мы в корне всё меняем!
Ветер уже тёплый. Он треплет полы зелёного хаори и стыдливо касается краешка белых хакама, будто смущаясь.
- Сейчас? Менять?
- Белое и зелёное стало уже банальностью, как ты не понимаешь!
- И что же ты предлагаешь?
- Зелёное и чёрное! Это будет нескучно, небанально, необычно…
-… не победа.
- Для тебя.
Тишина между ними царит целых три минуты – он знает, он мысленно отсчитывает секунды, представив себе песочные часы. С каждой падающей песчинкой эта тишина нравится ему всё меньше и меньше, вплоть до того, что начинает тревожить и…
Руки смыкаются у него на талии, к спине прижимается широкая грудная клетка, а на плечо ложится подбородок.
- Хорошо, Киске, - Айзен вздыхает тяжело, но в его голосе слышна улыбка. – Я надену чёрное, если ты так хочешь… но в Мукене зелёного не будет.
- Ты не пробудешь там долго, - Урахара беззаботно улыбается, гадая, понял ли Айзен, как сильно встревожило его это молчание. – Мы должны менять. Мы должны идти против системы.
- Я хоть когда-нибудь увижу Дворец Короля, Киске?
- Не знаю. Но я его увижу совершенно точно… и всё тебе расскажу, - Урахара смеётся, гладит Айзена по рукам таким жестом, будто хочет, чтобы тот его выпустил, но Айзен в кои-то веки не слушает его. Ему предстоит попасть в Мукен и сменить одежды, как и много лет назад: чёрную форму лейтенанта на белые одеяния Владыки. Теперь белое – на чёрную робу заключённого. Видеть Киске живым и увлечённым того стоит.
- И лучше тебе быть в своём рассказе очень подробным, - сдаваясь, заключает Айзен.
- Можешь не сомневаться.
Урахара радуется своей победе, словно ребёнок новой игрушке.

@темы: моё, творчество, Bleach

---

Автор: Herr Fuchs
Фандом: Final Fantasy 7
Название: Три чашки
Персонажи: Сефирот, Анджил Хьюли, Генезис Рапсодос, Зак Фэйр, Ходжо, Холландер
Рейтинг: G
Размер: мини
Жанр: юмор
Публикация: только с разрешения автора
От автора: Ходжо зовут "Айзек", Холландера зовут "Марк". Нипочему. Я так хочу.


Генерал Сефирот всегда был немного странным. Анджил и Генезис, съевшие с ним не один пуд соли - что только красное словцо, поскольку соли Сефирот практически не употреблял - об этих странностях знали и спокойно к ним относились. Но Зак... Зак был новичком во всём.
- Сеф, тут нет чистых кружек, можно я возьму твою? - поинтересовался Фэйр, стоя перед шкафчиком для посуды.
- Можно, - отозвался Сефирот после недолгой заминки. Генерал в окружении товарищей сидел за столом и пил кофе из большой белой кружки с надписью "Coffee".
Зак взял вторую большую и такую же белую кружку, налил в неё чая и сел к товарищам.
- Какие на сегодня...
Глаза Сефирота расширились, а рот приоткрылся.
- Что не так? - занервничал Зак.
Генерал молча ткнул пальцем в кружку.
- Но ты же разрешил...
- Зак, ты взял не ту кружку, - со вздохом произнёс Анджил и успокаивающе похлопал Сефирота по плечу.
Зак посмотрел на кружку. На белом фоне чёрными буквами была надпись "Milk".
- Но...
-"Не говори этого!" - взмолились глаза Генезиса.
-... какая разница?
- Как это какая разница? - взвился Сефирот. Анджил и Генезис закатили глаза и молча уткнулись в свои чашки. - У меня есть три кружки! Для кофе, для чая и для молока! Ты захотел чая и взял кружку для молока, но налил в неё чая!
- Но...
- Что значит "но"? Она же для молока! Это же...
- Анархия, - ехидно подсказал Генезис.
- Анархия! - подхватил Сефирот, сверкая глазами. - От этого - один шаг до крушения всех политических и моральных устоев, на которых держится наше общество!
- Господи, только не опять... - тяжело вздохнул Анджил.
- Соблюдение предписанных норм и правил...
- Я это уже слышал, можно я пойду? - жалобно взмолился Генезис.
- Тихо-тихо, я понял... - Зак вылил чай и взял другую кружку.
-... именно это отличает нас от вутайцев! Система! Система нужна во всём! - продолжал вещать генерал.

- От кого только он набрался этого идиотизма... - мрачно вздохнул Зак, когда они с Анджилом позже неспешно направлялись к лабораториям Холландера.
-... система, Марк! - надтреснутый и скрипучий голос профессора Ходжо бил по ушам даже через дверь. - Соблюдение предписанных правил - это основа нашей работы, как этого можно не понять!
- Айзек, я это уже слышал, - приятный баритон Холландера звучал скучающе. - Можно я пойду?
Солдаты переглянулись и рассмеялись.

@темы: моё, творчество, Final Fantasy

---

Автор: Herr Fuchs
Фандом: Bleach
Название: Вопросы-вопросы
Персонажи: Айзен Соуске, Ичимару Гин
Размер: цикл драбблов, часть 2.
Рейтинг: PG-13
Пейринг: ER Айзен/Гин
Публикация: только с разрешения автора
От автора: Вот здесь vk.com/askbleachcharacters я отвечаю на любые вопросы от лица Айзена.

Вопрос Айзену-тайчо: В какой момент Вы поняли/осознали, что женщины Вас не интересуют в том смысле, в котором интересуют обычно мужчин? Плотскую сторону имею в виду.

Сидя перед низким столиком для письма, Айзен задумчиво рассматривал вопрос, на который ему предстояло ответить. Лёгкий ветерок скользнул сквозь приоткрытое окно, поиграл бумагами и коснулся волос капитана.
- Что-то ты завис, Айзен-тайчо, - протянул Гин, прошлёпал босыми ногами по татами и, перегнувшись через плечо мужчины, насмешливо протянул. – А что тут думать-то?
- Вот как? Ты знаешь, что мне следует здесь ответить? – поинтересовался капитан, не поворачивая головы.
- Конечно. Пиши. С того момента, как я впервые увидел Ичимару Гина – моё сердце было отдано ему. Наша первая встреча и до сих пор сладким искушением разливается по моему телу, как только я… - вдохновенно затараторил Гин.
- Гин. В твоём последнем предложении вообще нет смысла, - прервал его Айзен и, обернувшись, с усмешкой окинул взглядом лейтенанта. – Где ты этой слащавой гадости набрался?
- У Ран-чан книжку посмотрел… так что я теперь в этих делах профессионал, если надо – обращайся, тайчо, - Ичимару направился обратно к футону, на котором дремал до этого, нежась в тепле, и, устроившись поудобней, обронил сонно. – Только не забудь про созданные для поцелуев губы и пылающие чресла.
- Обязательно. Пылающих чресел мне в ответе как раз и не хватало.
- Не благодари.
Айзен отложил кисть, всё так же задумчиво рассматривая вопрос – что на него может ответить «капитан Тишайший», как прозвали его с подачки Ичимару? Иногда у него создавалось ощущение, что его многие считают девственником. Или в принципе не ассоциируют его фигуру с сексуальной стороной жизни – для своего отряда он старательно играл роль по-отечески заботливого человека, а кому приятно представлять своих родителей в постели?

- Провести с тобою ночь
или денежки сберечь?
Ладно, отдаю пять тысяч,
пересплю с тобой!
Пьяные голоса разудало выводили на разные лады известную присказку весёлых кварталов, и нестройный их хор метался от одной стороны улицы к другой. Айзен смотрел на сбившихся в группу молодых людей и испытывал смесь любопытства и отвращения. Пьяные, они хорохорились, как воробьи, и то и дело разражались громким хохотом – явно не совсем искренним, рассчитанным на публику и привлечение внимания. Что же, они добились своего, потому как навстречу этой группке – очевидно не настолько состоятельной, чтобы оплатить услуги в чайном домике хотя бы среднего класса – выбежали симпатично раскрашенные девки.
- Я потешиться не прочь -
Заходи любой!
Всю сегодняшнюю ночь
Проведу с тобой! – тонко взвизгнула самая бойкая и этого оказалось достаточно, чтобы с громким «о-о-о-о!» молодые люди последовали за ней.
Мальчик только головой покачал. Мисэ-дзёро, конечно, они себе позволить могли бы, но… но эти девки из боридзяя, заведения не только низкосортного, но и опасного. Не секрет, что произойдёт с компанией неосторожных гуляк…
- Деревенское дурачье, - пробормотал Айзен себе под нос и скрылся в подворотне.

Тот, кто долго прожил в весёлом квартале, знает, что за самой красивой маской – мужской ли, женской ли – кроется человеческое лицо. Усталое, иногда измождённое болезнью, с мелкой сеточкой морщин. Свинцовые белила скроют всё, а шикарный наряд ойран – или юного актёра – ослепит так, что не до присматривания будет. Зато как долго готовятся высокоранговые проститутки к приёму гостей! Как аккуратно наносят белила, рисуют себе алый шрам на лице вместо губ... каноны красоты, а что Вы хотели. Всё это – не красота, а игра в красоту. Свидания с любимицей – не любовь, а игра в любовь. Айзен это рано понимает и принимает - спокойно, как один из естественных фактов мира, например, что огонь – обжигает. Когда-нибудь он прочтёт известное выражение Мисимы о том, что в Японии нет такого понятия, как «любовь к женщине» - и согласится с ним. Потому что любить иллюзию может только дурак.

- Молодой господин, - нежно воркует красавица. Айзен припадает губами к её тонкой шейке, пока рука вовсю уже хозяйничает в вырезе кимоно. Там, под многослойными одеждами, тело горячее и влажноватое от пота – мягкое, податливое, как перезрелая мякоть персика. Это желания не вызывает. Это… слишком просто. Слишком доступно. Он тяжело вздыхает в набелённую кожу – привкус пудры на языке просто отвратителен. Слишком сладко. У женщин даже пот сладковатый.
В этот момент Айзен убеждается в том, что лёгких побед ему не нужно. Женщины красивые – умеют казаться такими, но внешняя красота значит не так уж и много. Он считает красивыми и журавлей, но не испытывает ведь влечения к ним. К животным.
- Налей-ка мне чаю покрепче – и сыграй, - выпустив девушку, Айзен отстраняется, подавляя желание вытереть руки, и с удивлением ловит её разочарованный взгляд.
-«Чёртов студентишка!», - негодующе думает она, изящно наполняя пиалы чаем. – «Наскрёб денег непонятно где – а теперь играет в самурая! Посмотри на него, по бусидо своему, что ли, живёт?! Так актёры в другом квартале!»
Айзен подносит к губам свою пиалу, слушает игру на лютне и понимает, что сюда больше не придёт. Он не получит удовольствия от лёгких побед.

Очнувшись от своей задумчивости, капитан, наконец, взял кисть и принялся отвечать на вопрос:
«Приношу свои искренние извинения, но моя природная стыдливость не позволяет мне отвечать на подобные вопросы развёрнуто. Я придерживаюсь мнения о том, что любовь стирает все границы и различия – и, если сердце человека достойно, то любовь будет жить в нём, и к нему»
- Врун ты, Айзен-тайчо, - ехидно заметил Гин с футона, когда капитан зачитал свой ответ. – Общие фразы и ни слова правды. И довольно слащаво.
- Зато без пылающих чресел.
- Это, между прочим, очевидный минус!

Кёка только смеётся где-то в подсознании. Красивые иллюзии – совсем не то, что может увлечь человека, создающего их.

@темы: моё, творчество, Bleach