Just fear me, love me, do as I say and I will be your slave.
Фэндом: Final Fantasy VII
Автор: Herr Fuchs
Название: Давно
Персонажи: Винсент Валентайн, Айзек Ходжо, упоминается Лукреция и Сефирот
Рейтинг: G
читать дальшеВинсент никогда не мог понять, почему некоторые считает его отцом Сефирота. Это ведь, по меньшей мере, глупо - всё, что между ними с Лукрецией было, так это невинные прогулки, пикники под цветущими деревьями и два-три быстрых поцелуя, которые, как бы то ни было, он запомнил навсегда.
Но, глядя на столь знакомые черты Лукреции, из которых, казалось, и состояло лицо Сефирота, стрелок готов был признать, что если вклад Ходжо в создание собственного сына и был – он был всё же не слишком значителен.
В гроте Лукреции тихо и тишину эту нарушали лишь изредка срывающиеся с потолка капли – и потрескивающий костёр у входа, у которого сидел Валентайн. Тёплые отблески скользили по чёрным волосам и отражались в навсегда уже алых глазах. Когда-то у них был совсем другой цвет…
Когда-то давно.
Долгие годы, то ли во сне, то ли в коме, Винсент не желал пробуждения. Пробуждение означало бы подвергнуть себя жизни, а жизнь была слишком жестока к юноше со смешной чёлкой, пушистой, как у пони.
Первое время он, как бы то ни было, ждал Лукрецию. Ждал тепла её ладони, огладившей бы его щёку, и прикосновения губ к своим губам.
Ждал долго. Дни. Недели… года. Года становились столетиями, кажется, а может и всего лишь часами. В его состоянии было сложно трезво оценивать происходящее.
Он ждал, ждал, как, наверно, ждала бы Спящая Красавица из красивой сказки своего принца, так и он – ждал Лукрецию, совсем по-детски надеясь, что она придёт и всё станет хорошо.
Но он ждал напрасно.
Винсента Валентайна по странному стечению обстоятельств – как позже понял Винсент, хватило одного звонка от «светила» науки – перестали искать. Впрочем, даже если бы его нашли, то вряд ли знали бы, что с ним делать.
А когда он перестал ждать, пришёл Ходжо.
Винсент вздрагивает, кутаясь в алый плащ. Треснувшая ветка рассыпалась на сотни искрящихся огоньков.
Да. Потом пришёл Ходжо.
Он был так пьян, что даже странно становилось, как профессор ещё стоял на ногах. От мужчины разило спиртным так, что, казалось, поднеси спичку – и он, как настоящий дракон, полыхнёт. Он свалил крышку гроба в сторону и едва не перевернул Винсента.
- Ну, ты… Казанова хренов… Спящая Красавица… - голос у него ничуть не изменился. Так же бил по ушам, даже сильней. – У меня сына отобрали…
Винсент, даже если бы захотел, не смог бы отреагировать.
И не знал, на самом деле, как бы отреагировал… ухмыльнулся? Посмеялся? Сказал бы – ты, чудовище, так тебе и надо, ублюдок?
- Отобрали… отобрали… - Ходжо сполз на пол, пачкая халат в пыли, и приложился к бутылке виски, которая беспомощно болталась в крючковатых пальцах… - Чёртов Гаст… мой мальчик… мой совершенный, идеальный мальчик! Мой маленький бог…
Мужчина поднялся рывком, хватаясь за стенки гроба, и Винсент всё-таки выпал оттуда. Прямо под ноги Ходжо.
- Не-э-тич-но! Неэтично облучать ребёнка! Моего ребёнка! А когда у него колики были в полгода – кто его укачивал? Кто ночей не спал? Кто дерьмо подтирал?! Не помню я что-то никакого Гаста!
Цепкие пальцы Ходжо впились куда-то под рёбра – и он поднял Винсента на руки, удерживая осторожно, словно взамен потерянного сына.
- Дурак ты, Валентайн… - то ли всхлипнул, то ли простонал Ходжо. Алкогольные пары буквально оседали на кончиках ресниц. – И я дурак…
И профессор гладил его по волосам, спьяну жалуясь едва живому Винсенту… и его истерический, надломленный смех служил единственной колыбельной для уже давно не ребёнка Валентайна.
В кого он тогда стрелял? Зачем он стрелял?
Винсент не знал, как ответить на этот вопрос, хотя всё, казалось бы, крайне очевидно. Стрелял – в Ходжо. Чтобы отомстить.
Но за кого мстить? За Лукрецию? Нет… Лукреция прекрасно знала, на что шла… и никогда не была робкой и запуганной. Память услужливо воскрешала ни один её жаркий спор с Ходжо, невольным свидетелем которых турк становился. За себя? Да, возможно. За свою оборванную выстрелом жизнь. За все те годы, что он потерял, лёжа в подвале, как забытая и сломанная вещь…
Тёмные серые глаза Ходжо. Усталые и пустые.
Он застрелил Винсента много лет назад – но Винсент вскоре осознал, что ни за что бы не променял смерть на ту жизнь, которая досталась Ходжо.
Винсент стрелял ради них обоих. По крайней мере, теперь он думал именно так.
Лукреция ушла. Ходжо ушёл. А он остался.
Зачем? Зачем, милостивая Гайя, зачем?!
Профессор никогда не страдал сентиментальностью. И поэтические образы ему были чужды. Так что, узнай он, что Винсент много лет спустя так предаётся воспоминаниям, то хохотал бы, наверно, как одержимый.
Сейчас он уже не испытывает таких ярких эмоций, как много лет назад. Лукреция теперь – самое светлое, что осталось в памяти. Но любовь умерла, пережив мисс Крессант на многие годы, умерла там, в подвалах, когда пришла не она, а Ходжо.
Ненависть умерла. Остались только воспоминания – на удивление, в них нет злобы, только лёгкая усталость и удивление. Как это всё случилось?
Что теперь ему делать? Когда Ходжо мёртв...
Вот ведь смешно. Подарил покой – кажется, свой собственный покой! – и кому… своему убийце.
-«Я болен. Я очень-очень-очень болен…» - думает Винсент, глядя на яркие язычки пламени.
Автор: Herr Fuchs
Название: Давно
Персонажи: Винсент Валентайн, Айзек Ходжо, упоминается Лукреция и Сефирот
Рейтинг: G
читать дальшеВинсент никогда не мог понять, почему некоторые считает его отцом Сефирота. Это ведь, по меньшей мере, глупо - всё, что между ними с Лукрецией было, так это невинные прогулки, пикники под цветущими деревьями и два-три быстрых поцелуя, которые, как бы то ни было, он запомнил навсегда.
Но, глядя на столь знакомые черты Лукреции, из которых, казалось, и состояло лицо Сефирота, стрелок готов был признать, что если вклад Ходжо в создание собственного сына и был – он был всё же не слишком значителен.
В гроте Лукреции тихо и тишину эту нарушали лишь изредка срывающиеся с потолка капли – и потрескивающий костёр у входа, у которого сидел Валентайн. Тёплые отблески скользили по чёрным волосам и отражались в навсегда уже алых глазах. Когда-то у них был совсем другой цвет…
Когда-то давно.
Долгие годы, то ли во сне, то ли в коме, Винсент не желал пробуждения. Пробуждение означало бы подвергнуть себя жизни, а жизнь была слишком жестока к юноше со смешной чёлкой, пушистой, как у пони.
Первое время он, как бы то ни было, ждал Лукрецию. Ждал тепла её ладони, огладившей бы его щёку, и прикосновения губ к своим губам.
Ждал долго. Дни. Недели… года. Года становились столетиями, кажется, а может и всего лишь часами. В его состоянии было сложно трезво оценивать происходящее.
Он ждал, ждал, как, наверно, ждала бы Спящая Красавица из красивой сказки своего принца, так и он – ждал Лукрецию, совсем по-детски надеясь, что она придёт и всё станет хорошо.
Но он ждал напрасно.
Винсента Валентайна по странному стечению обстоятельств – как позже понял Винсент, хватило одного звонка от «светила» науки – перестали искать. Впрочем, даже если бы его нашли, то вряд ли знали бы, что с ним делать.
А когда он перестал ждать, пришёл Ходжо.
Винсент вздрагивает, кутаясь в алый плащ. Треснувшая ветка рассыпалась на сотни искрящихся огоньков.
Да. Потом пришёл Ходжо.
Он был так пьян, что даже странно становилось, как профессор ещё стоял на ногах. От мужчины разило спиртным так, что, казалось, поднеси спичку – и он, как настоящий дракон, полыхнёт. Он свалил крышку гроба в сторону и едва не перевернул Винсента.
- Ну, ты… Казанова хренов… Спящая Красавица… - голос у него ничуть не изменился. Так же бил по ушам, даже сильней. – У меня сына отобрали…
Винсент, даже если бы захотел, не смог бы отреагировать.
И не знал, на самом деле, как бы отреагировал… ухмыльнулся? Посмеялся? Сказал бы – ты, чудовище, так тебе и надо, ублюдок?
- Отобрали… отобрали… - Ходжо сполз на пол, пачкая халат в пыли, и приложился к бутылке виски, которая беспомощно болталась в крючковатых пальцах… - Чёртов Гаст… мой мальчик… мой совершенный, идеальный мальчик! Мой маленький бог…
Мужчина поднялся рывком, хватаясь за стенки гроба, и Винсент всё-таки выпал оттуда. Прямо под ноги Ходжо.
- Не-э-тич-но! Неэтично облучать ребёнка! Моего ребёнка! А когда у него колики были в полгода – кто его укачивал? Кто ночей не спал? Кто дерьмо подтирал?! Не помню я что-то никакого Гаста!
Цепкие пальцы Ходжо впились куда-то под рёбра – и он поднял Винсента на руки, удерживая осторожно, словно взамен потерянного сына.
- Дурак ты, Валентайн… - то ли всхлипнул, то ли простонал Ходжо. Алкогольные пары буквально оседали на кончиках ресниц. – И я дурак…
И профессор гладил его по волосам, спьяну жалуясь едва живому Винсенту… и его истерический, надломленный смех служил единственной колыбельной для уже давно не ребёнка Валентайна.
В кого он тогда стрелял? Зачем он стрелял?
Винсент не знал, как ответить на этот вопрос, хотя всё, казалось бы, крайне очевидно. Стрелял – в Ходжо. Чтобы отомстить.
Но за кого мстить? За Лукрецию? Нет… Лукреция прекрасно знала, на что шла… и никогда не была робкой и запуганной. Память услужливо воскрешала ни один её жаркий спор с Ходжо, невольным свидетелем которых турк становился. За себя? Да, возможно. За свою оборванную выстрелом жизнь. За все те годы, что он потерял, лёжа в подвале, как забытая и сломанная вещь…
Тёмные серые глаза Ходжо. Усталые и пустые.
Он застрелил Винсента много лет назад – но Винсент вскоре осознал, что ни за что бы не променял смерть на ту жизнь, которая досталась Ходжо.
Винсент стрелял ради них обоих. По крайней мере, теперь он думал именно так.
Лукреция ушла. Ходжо ушёл. А он остался.
Зачем? Зачем, милостивая Гайя, зачем?!
Профессор никогда не страдал сентиментальностью. И поэтические образы ему были чужды. Так что, узнай он, что Винсент много лет спустя так предаётся воспоминаниям, то хохотал бы, наверно, как одержимый.
Сейчас он уже не испытывает таких ярких эмоций, как много лет назад. Лукреция теперь – самое светлое, что осталось в памяти. Но любовь умерла, пережив мисс Крессант на многие годы, умерла там, в подвалах, когда пришла не она, а Ходжо.
Ненависть умерла. Остались только воспоминания – на удивление, в них нет злобы, только лёгкая усталость и удивление. Как это всё случилось?
Что теперь ему делать? Когда Ходжо мёртв...
Вот ведь смешно. Подарил покой – кажется, свой собственный покой! – и кому… своему убийце.
-«Я болен. Я очень-очень-очень болен…» - думает Винсент, глядя на яркие язычки пламени.
@темы: моё, творчество, Final Fantasy